И опер показал Арсению листок с текстом и фотографиями. Листок был озаглавлен: «Разыскиваются». А фотографии были такого качества, что Арсений не узнал ни жену, ни дочь.
«Кто тогда их узнает?» – подумал он.
– Ох, – вздохнул следователь и, переходя на «ты», добавил: – Настоящих преступников из-за тебя ловить некогда. Вот, подпиши, что будешь правду говорить.
Он протянул Арсению ручку и предупредил:
– Да не вздумай врать: тебя сейчас на любой мелочи ловить будут. Лучше говори, что не помнишь.
«С чего это он такой добрый? – подумал Арсений. – Наверняка пакость какую-то готовит».
Но следователь никакой пакости не готовил. Или пока не готовил.
– Сейчас Коля поедет к тебе обыск делать, – сказал он. – Постановление я выписал, и прокурор уже звонил: ордер готов.
При этом он многозначительно посмотрел на Арсения и, немного помолчав, продолжил:
– Если есть в квартире что-то запрещённое, лучше сразу пиши добровольную выдачу.
– Ничего у меня нет, – мрачно ответил Арсений.
Он представил себе, какое развлечение будет у соседей, и, расстроившись ещё и по этому поводу, опустил голову.
«Хорошо, что про машину пока молчат», – подумал он. Там, в КамАЗе, в тайнике под печкой, лежала ручная граната РГ-5 – подарок Филиппенко. «Береги её, – говорил тогда Гена. – Это твой последний козырь в колоде».
«Если найдут, – мелькнула у Арсения мысль, – пять лет обеспечено. Эх, и почему я раньше про неё не вспомнил?»
– Ищите, ничего у меня нет, – повторил ещё раз Арсений.
Опер пожал плечами и вышел, а следователь начал писать протокол допроса. Он задавал всё те же бессмысленные, на взгляд Арсения, вопросы и машинально записывал ответы, не вдаваясь, казалось, в их смысл.
– За что меня держат? – снова, выбрав удобный момент, спросил Арсений.
Следователь угостил его сигаретой и закурил сам.
– Во-первых, никто тебя не держит – ты сам сидишь на стуле. А во-вторых, как будто ты не знаешь, – лениво произнёс, наконец, он и уточнил: – Если что-нибудь найдут – будешь содержаться под стражей, как обвиняемый. Если ничего не найдут, я тебя отпущу. Мне на свою задницу приключений не надо. Если твой «крестник» хочет, пусть он сам тебя закрывает.
И добавил, ни к кому не обращаясь:
– Привыкли чужими руками жар загребать.
А потом вдруг попросил Арсения:
– Только ты никаких фокусов тут не выкидывай. Покончу с собой, в кабинете… Да на фиг ты мне сдался: что с тебя возьмёшь?
Он говорил искренне, и Арсений понял, что никто здесь против него не настроен. Скорее настроены против прокурора. Это было немного непонятно, но, тем не менее, приятно.
Потом он подписал протоколы, внимательно прочитав их. В бумагах значилось, что по протесту прокурора отменено предыдущее постановление об отказе и вновь возбуждено уголовное дело по статье 101 УК РБ – умышленное убийство.
– Что за чепуха, кто их убил? – спросил Арсений.
– Прокурор подозревает тебя. Но ты пока не переживай: решение принимаю я. А у меня и без тебя головной боли хватает.
«Тит всё правильно предсказал, – подумал Арсений. – Сразу видно – ещё тот волчара».
Потом охранник отвёл Арсения обратно в подвал, но уже в другую камеру. По дороге вниз он спросил:
– Это правда, что ты прокурору в ухо дал?
Арсений молчал.
– Наши ребята специально ходили смотреть. Ухо, говорят, как блин со сковородки: большое и румяное.
И охранник озорно хохотнул, а потом добавил:
– Я, как сменюсь, тоже сбегаю.
В новой камере, кроме Арсения, никого не было, и он улёгся на нары, прикрыв глаза.
Примерно через полчаса дверь в камеру приоткрылась, и охранник бросил на нары пачку «Примы».
– Передача, – сказал он и снова хохотнул. – Ты у нас – достопримечательность. Весь отдел за тебя, так что ты не боись.
А потом спросил:
– Спички есть?
– Нет, – махнул головой Арсений.
– На вот мои, – и охранник, порывшись в кармане, бросил ещё и коробок спичек. – Только много не дыми.
А потом он посмотрел по сторонам в коридоре и тихо добавил:
– Скорее всего, к тебе подселят одного. Так что смотри… ну, одним словом: болтун – находка для шпиона.
Арсений понимающе кивнул головой.
Один раз за сутки его покормили: дали тарелку пустого борща и два кусочка хлеба. Но Арсений не чувствовал голода: нервы были напряжены до предела.
Под вечер к Арсению подсадили какого-то хлипкого «полумужика». Ну, по всем статьям, «голубец» вылитый. Повадки у сокамерника были явно не мужские. Некоторое время Арсений слушал его заунывные рассказы и полувопросы-полунамёки. А потом сказал:
– Будешь приставать – вызову охрану.
На следующее утро «голубца» увели, а ближе к обеду Арсения снова доставили к следователю.
– Ну, что ты можешь ещё сказать? – спросил следователь, предложив присесть.
– Я уехал пятого сентября, – сказал Арсений. – А шестого жена должна была получать пособие на дочь. Можете это выяснить в собесе.
– Не в собесе, а на почте, – уточнил следователь. – Ты думаешь, что я здесь просто штаны протираю? И на будущее запомни: в милиции тоже люди работают. А люди могут и ошибаться, и, наоборот, ошибки исправлять. Твои ошибки, между прочим.
Арсений ничего не сказал.
– Надо бы тебя, для науки, в следственный изолятор отправить. Кое-кто об этом просто мечтает. Но тут и другие мнения есть.
«Неужели снова Тит постарался? – подумал Арсений. – Что это за человек-загадка?»
Немного позже он узнал, что никакой загадки тут не было. Тот же Вовик Ковтун, встретившись случайно с Арсением на набережной, рассказал, что как раз накануне их ночёвки в подвале взяли с поличным одного следователя, какого-то капитана. Арестовали – не свои, а вроде из «шестого отдела» – при получении взятки. Пропился капитан, прогулял денежки с путанами по кабакам, долгов много наделал. Вот и наехал на подследственного: давай, мол, три тысячи долларов – дело закрою. Подследственный – к жене, та – к бандитам: в долг просить. Вот бандиты её и подучили к прокурору пойти. Знали бандиты всю подноготную этих дел: и что прокурор выслужиться хотел, и что у капитана «лапы волосатой» не было. Слишком жадным капитан оказался, ни с кем не делился, всё сам пропивал. И пошёл капитан «на парашу», а прокурор – на повышение. А Тит, конечно, знал про этот конфликт. И никакой мистикой тут и не пахло. Мистика – это для дураков, а для умных – логика. Не будь этого скрытого противостояния между прокуратурой и горотделом – тянул бы Арсений срок как миленький. Нашли бы за что: был бы человек, а статья всегда найдётся.
Повезло, одним словом. Нет такой хорошей ситуации, которую нельзя было бы обратить себе во вред; но и нет такой плохой ситуации, из которой нельзя было бы извлечь пользу. Говорят, что мудрый не попадает в плохую ситуацию. Ерунда! Человек не властен над обстоятельствами. Просто мудрый умеет извлечь пользу из всего: и из хорошего, и из плохого. Мудрый заранее знает, что он будет делать в случае поражения. А знает потому, что претерпел в своей жизни достаточно много поражений. Они-то и сделали его мудрым. «А кто доволен уж в начале, тому не далеко уйти…»
– Жаловаться не будешь? – снова спросил следователь.
– На что? – переспросил Арсений.
– Да ты на что захочешь – на то и пожалуешься. А то и в ухо дашь. На вот подпиши, что вещи тебе возвратили в целости и сохранности.
Следователь протянул бланк и вынул из сейфа вещи, из которых в наличии остались пустой бумажник, паспорт и ключи от квартиры. Но Арсений подписал, не выказывая возмущения.
– Ты бы, от греха подальше, уехал бы куда. Или из квартиры пореже выходи, пока всё не уляжется. А то расшевелил дерьмо: ни себе, ни людям – не в радость, – сказал на прощание следователь.
2.20
Арсения отпустили в час дня. Он вышел на улицу, слегка пошатываясь от слабости. Голова немного кружилась: то ли от свежего воздуха, то ли от недоедания. День выдался серым, пасмурным, и по низко опущенному небу лениво ползали тёмные тучи. Настроение у Арсения было под стать погоде: такое же мрачное и свинцово-тяжёлое. Он шёл домой пешком: денег на проезд в автобусе у него не имелось. И по пути дважды отдыхал, прислоняясь плечом к шершавым стволам деревьев, росших по краю тротуара. Хотелось курить, но попросить сигарету у незнакомых людей Арсений стеснялся. А знакомые ему не встретились.
Кое-как он доплёлся до дома и, задыхаясь, поднялся на свою площадку. На двери его квартиры была наклеена полоска бумаги с чернильными печатями. Арсений сорвал её и полез в карман за ключами. Но ключи не понадобились: замок в двери был сломан.
Арсений вошёл в прихожую, а потом – в зал. В квартире царил хаос: дверки шкафов были открыты, вещи в беспорядке разбросаны по стульям, дивану, полу. На полке шифоньера, где хранились деньги, было пусто.
